Тридцать с лишним лет назад мир содрогнулся от взрыва на Чернобыльской атомной станции. Сегодня Украина по-прежнему ощущает последствия катастрофы – огромная территория отчуждения, мифы и страх перед Зоной. Сергей Мирный и Ярослав Емельяненко организовали экстремальный туризм в Чернобыль, доказывая тем самым, что пора возвращать эту землю в мирную жизнь. Специально для читателей Аргументов Недели» разговор с Сергеем Мирным, директором по науке и развитию «Чернобыль Тура» о важности посещений Зоны, о проблемах адаптации и легендах вокруг Чернобыля:
- Я директор по науке и развитию туристической фирмы «ЧЕРНОБЫЛЬ ТУР». С Чернобылем я близко столкнулся тридцать лет тому назад, когда меня призвали по специальности – с 13 июля по 18 августа 1986 года я работал в Зоне. Был командиром взвода радиационной разведки и заместителем командира единственной роты, которая вела разведку тридцатикилометровой зоны вокруг эпицентра взрыва. Мне было 27 лет, я закончил Харьковский университет и специализировался по физической химии. Когда я приехал, уровень радиации уже был в разы меньше, чем в мае. И та доза, которую я получил, не была пугающая.
- Сегодня вокруг Чернобыля по-прежнему больше легенд, чем правды?
- Пока еще да. Наше общество дезинформировано в вопросах последствий катастрофы.
Мы, ликвидаторы, должны были все, судя по всему, умереть от кучи болезней. А мы живые. В общем, этот вопрос неправд и искажений меня немного достал и я начал писать о Чернобыле. В результате появились повесть «Хуже радиации», документальный роман «Живая мила (Чернобыльские байки)» и художественный роман (и киносценарий) "Чернобыльская комедия".
- А по поводу здоровья?
- Конечно, после этой аварии здоровье чернобыльцев ухудшилось. Но в последнюю очередь из-за радиации. Нужно понимать, что существуют «апрельские» и "майские" ликвидаторы, которые были первыми, и значительная часть которых получила серьезные дозы. Это совершенно отдельная группа. А есть такие, как я – ликвидаторы «летние», и последующих годов, которые получили в десятки раз меньшие дозы. Думаю, не больше пяти процентов ликвидаторов страдают от болезней, вызванных именно физической радиацией. Остальные – от психологической травмы и ее последствий, от неправильных реакций общества. Например, система льгот и компенсаций, в значительной степени построенная по принципу «компенсация – за болезнь», стимулирует заболеваемость. Государство готово платить компенсацию за болезнь и люди показывают болезнь! В результате госпомощь размазана тонким слоем по огромной группе людей, хотя реально в ней нуждается небольшая группа тех первых – им нужно больше.
- А как в картину Чернобыльской аварии вписывается туризм?
- Как оказалось,очень логично. В конце 1990-х я пришел к идее о его необходимости как одному из выводов моего исследования здоровья ликвидаторов и его реальных причин. И стало ясно, что даже политику мемориализации надо менять: везде стоят памятники жертвам, а это неверно. Это должны быть памятники преодолению, а не утрате, нужно менять стилистику и настроения. А лучший мемориал катастрофе в Чернобыле – сама Зона. Поэтому нужно ставить Зону на службу людям, менять ее символическое значение – и естественной формой для этого оказался национальный парк – мемориально-культурный и природный. И естественно, что в нем должен быть туризм. И я доказал, что он радиационно безопасен. И приблизительно в это же время независимо от моего исследования начался коммерческий туризм в Чернобыль. Примерно двадцать лет назад. А в этом году Чернобыль посетят около 40 тысяч туристов. Это ведь уже приобретает международный характер. Например, после взрыва Фукусимы к нам приезжают японцы перенять опыт. Они учатся у нас организовывать туризм в зону аварии с целью оживления и адаптации районов.
- У Вас японцы учатся «ходить в Зону»?
- Использовать туризм для возрождения, да. В первую очередь, мы используем его как способ повысить радиационную культуру людей. То есть объяснить «на месте преступления», так сказать, что такое радиация и как она – неоднородно, и в каких направлениях, и почему именно так – распространилась после аварии. Рассказать, как она действует и как она не действует. Это очень сложный технически и психологически вид туризма. А во-вторых, туризм в зоны экологических бедствий, как я сейчас начал понимать, вообще является одним из обязательных элементов нормализации ситуации после этих ЧП. Ликвидация последствий – это устаревший термин для Чернобыля, он подходит для первых стадий после события. Сейчас – этап нормализации и восстановления жизни. А туризм – это первый нормальный, обычный вид деятельности, который приходит на задетые последствиями аварии территории без значительных капитальных вложений. Приносит деньги на эти территории. Ведь жители вокруг зоны не могут продавать свою сельхоз продукцию, им негде работать, они живут в психологической изоляции… Причем это и у нас, и в Японии… Схема аварии и ее последствий одинаковая.
У подобного рода катастроф очень тонкая, неоднородная структура – географическая, временная, социальная – и это нужно понимать и знать. Мы накопили огромную массу знаний и ими нужно уметь пользоваться. Чернобыль был явлением уникальным, принципиально новым, новым типом аварий глобально-информационного общества, в нем трагически и мощно просочитались радиационные и социальные факторы.
Ликвидация аварии в физической и естественной среде прошла довольно успешно. Сегодня радиация в Зоне в тысячи раз меньше, чем тридцать лет тому, сразу после взрыва. Это абсолютный успех. Но с социальной точки зрения – полный провал. Вокруг Чернобыля больше легенд, чем правды. Вспомните, как относились люди к переселенцам из зоны. Чернобылец – это же такая социальная стигма, отношение как к прокаженному. Сегодня у нас такая же ситуация с переселенцами с Востока Украины. Это тяжелая психологическая травма, последствиями которой нужно заниматься. Это универсальная проблема.
- Как организовался «ЧЕРНОБЫЛЬ ТУР»?
- С 2007-го года я был гидом в Чернобыльской зоне. С Ярославом познакомились в туре, начали общаться, появились идеи чернобыльского туризма нового наполнения и формата, на уровне мировых стандартов – и даже опережая их. В 2008 году организовали "ЧЕРНОБЫЛЬ ТУР": я как гид с опытом, Ярослав как турист с опытом. Я, по сути, продолжаю ту же работу, которую начал в 1986 году – ликвидация последствий катастрофы. Физически и экологически это место дезактивировано успешно, но в головах людей «загрязнение» информационное осталось. Мы с Ярославом делаем информационную дезактивацию, причем не только не беря у государства ни копейки, но привлекая туристов и инвестиции в Украину, в Чернобыльскую зону и прилегающие территории.
- А как вы начинали, как «заманивали» в Зону?
- Обычные объявления. Назначали дату, Ярослав на интернет-форумах разбрасывал их, я рассылал знакомым по емейлу. Вначале было один-два автобуса в месяц. Сегодня намного больше.
- Есть какие-то ограничения? Это же опасные поездки?
- Существуют правила: на двадцать человек один сопровождающий, обычно группу ведут не меньше двух инструкторов – один сзади и один спереди. С точки зрения радиации безопасны: доза, которую можно получить за восемь часов пребывания в Зоне, равна дозе, получаемую в Киеве за три дня. По дороге проводим обязательный инструктаж по технике безопасности. Мы всегда говорим, что едем в очень опасное место. Но это опасности дикого лес и разрушающегося города. Например, большая опасность – отсутствие канализационных люков (их разворовали), поэтому всегда нужно внимательно смотреть, куда наступает нога.
Еще встречаются дикие животные, например, волки, лоси, дикие кабаны, лисицы. Следим, чтобы на ветки никто не напоролся, или отсохшая ветка на голову не упала – там же действительно состояние дикого глухого леса. А радиационная опасность в конце списка. Требуем, чтобы не лазили в грязь, она может быть существенно радиоактивной, и мы потом при выезде будем терять время, чтобы ее отмыть.
А самый опасный этап маршрута – это дорога от Киева до Зоны. Вероятность аварий на дорогах Украины намного выше, чем вероятность пострадать в Чернобыле.
- Несчастные случаи были?
- Нет, ни разу. Ни истерик в Зоне, ни проблем в дороге (у нас очень опытные водители), ни зверей-мутантов.
- А как же «острые ощущения»?
- Наши туристы получают свои острые ощущения, но это не значит, что эти ощущения негативные. Зона – это другой мир. Представляете, тридцать лет без человеческого вмешательства?
- А как в Зону попадают? Есть какой-то обряд?
- Да. На КПП стоит милиционер. Ему показываешь паспорт, он сравнивает его с ранее заявленным списком гостей и все. Обряд посвящения можно считать состоявшимся.
- Что означает Арка - новый Саркофаг? Это событие? Вы видели эти объекты вблизи?
- Конечно. Расстояние, на которое мы могли подойти к Саркофагу, 270 метров (Арка стояла ближе), там смотровая площадка специальная… Это событие планетарного масштаба, безусловно. Арка, которую уже надвинули над Саркофагом, решает множество задач. Старый Саркофаг – это, безусловно, было (к сожалению, вынужденное) достижение человеческого гения. За полгода после взрыва энергоблока решили задачу, о которой вообще раньше и не помышляли. Но Саркофаг был, по сути, сарай, он не был герметичен. Там отверстия были, птицы, говорят, жили… Новая Арка – уникальный объект: самое большое арочное сооружение и самая большая движущаяся конструкция в мире. ЕЕ не могли построить рядом с Саркофагом, поскольку уровень радиации высокий. Строили на удалении, а затем надвинули на Саркофаг. Она будет герметичной. Безопасность, безусловно, улучшится, и в случае проблем с руиной взорвавшегося энергоблока это уже будет проблема внутри герметичной Арки. Чернобыль сегодня стал существенно безопаснее.
