Петя ЧЕРНЫЙ от всего сердца поет цыганские романсы, но с таким же вдохновением наденет черный фрак и сыграет свое любимое классическое произведение – Второй концерт Рахманинова. Он всю свою жизнь ломает стереотипы, доказывая, что цыгане сегодня – это не табор и необразованные дети, но нация с собственной глубокой культурой, люди с прекрасным образованием, народ, который всегда будет оставаться загадкой...
– Петя, о вас не так много информации в прессе. Вы не любите публичность?
– Дело не в этом, просто для журналистов Петя Черный, как правило, это магия, цыганские обычаи, но не я как артист. Мне даже хочется снять такой небольшой фильм о том, каким хотят видеть меня журналисты и общество: я просыпаюсь, будильник у меня исполняет такое «ай-нэ-нэ», я уже в красной рубашке встаю с постели. Ко мне подходит медведь, и я кормлю его с руки; захожу на кухню, а там у жены все летает по кухне, как у настоящей ведьмы. Я сажусь за стол, беру карты: «ВиВа», красная дорожка – нет; «Юна» – нет; халтура в Одессе – да! Вы действительно думаете, что я так живу? Не поверите, но у меня все проще и я живу не в таборе. У нас с женой квартира и я выплачиваю за нее кредит... А мой зритель меня и так знает и любит. В Украине сейчас около сорока миллионов жителей и где-то полтора миллиона поклонников я себе заработал. Вы видели, кто приходит ко мне на концерты? И профессора, и простые рабочие. Меня все любят. И я очень люблю людей.
– А за что вас любят?
– Я тоже себе этот вопрос задаю. Я не зацикливаюсь на одном репертуаре. К тому же я двадцать четыре года этому учился.
– С каких лет на сцене?
– С месяцев! Я на сцене с семи месяцев. Моя мама – народная артистка, исполнительница старинных цыганских песен и романсов Галина Черная, папа – Николай Федоренко, руководитель ансамбля «Цыганские напевы». Я с младенчества с родителями по гастролям. В два года я впервые станцевал на сцене. Так получилась, что заболела няня и мама взяла меня на вечерний спектакль, она работала в театре «Ромэн». Мама играла цыганку, жену вождя табора. Там были дети по сюжету, и постановщик сказал: «Галя, заверни его в платок, там все равно мизансцена такая, как раз ребенок должен быть». Заиграла музыка – я вырвался из ее рук и как пошел танцевать! Зритель был в восторге! Так что со мной все было понятно, как в анекдоте: дочка директора заводской столовой с детства знала, где пройдет ее свадьба… А потом родители перешли работать в Укрконцерт, потому что отдали семилетнего сына, единственного, в спецшколу для одаренных детей имени Николая Лысенко при киевской консерватории.
– Вы с семи лет учились в музыкальной школе-интернате? Так у вас классическое музыкальное образование?
– Да, учился на дирижерско-хоровом. Я шикарный пианист, лауреат первых премий. И мой сын сейчас там учится – три года назад, когда ему было всего двенадцать лет, он взял первую премию для Украины на международном конкурсе Ференца Листа. Не думайте, что меня и его приняли по блату. При поступлении критерий только один: талант! Если бы его не было, моим родителям тогда бы сказали: извините, на Пете природа отдохнула, – и я спокойно стал бы юристом. Но я честно сдал экзамены и учился на отлично, и мой сын поступил сам, а педагоги сказали: Петя, у тебя гениальный сын! Он, как и я, родился и вырос в артистической среде, и я уверен, что он намного талантливей меня.
– Когда вы учились, это же был интернат, закрытая среда. Дразнили? Какие были отношения?
– А как же! Более того, если у кого что-то пропадало, то сразу думали на цыгана Петю. Но у меня была очень хорошая характеристика, я был комсоргом класса, с меня брали пример. Понимаете, вокруг нас всегда была музыка. Все разговоры были не о том, где взять бутылку пива, а о музыке. Там была очень творческая атмосфера.
– Как вы справлялись с притеснениями? Были обиды?
– Знаете, я всегда выходил из таких ситуаций с юмором. Меня даже профессура в школе гоняла, когда я на переменах играл: «Петя, ты что, у себя в таборе? Прекрати эту цыганщину»! Обиды были, конечно, детские. Даже был список, кому я хотел отомстить. А когда заканчивал школу, то плакал, потому что не хотел уходить. Я там провел все детство. Мои родители всегда работали, были на гастролях, и когда начинались каникулы, мне некуда было ехать. Потом меня начали брать к себе родители одноклассников и даже спорили, к кому я поеду первым. Я тогда многому научился: огород вскапывать, картошку сажать… Все плохое исчерпывается. Человек должен жить любовью.
– Сегодня вы гордитесь успехами своего сына. А как ваша семья относилась к вамтогда?
– Я же родился в Туле и почти вся моя родня оттуда. Когда я к ним приезжал, они страшно мной гордились, называли «наш академик». Понимаете, для цыган семья – это самое важное в жизни. Я после учебы работал в Москве, но папа просил меня вернуться в Украину. Я вернулся в Киев и не жалею, ведь эта страна дала мне образование, работу. Когда началась война, мнения разделились, как и во многих семьях. Это трагедия, у меня это все до слез. Понимаете, у меня сын ложится спать в вышиванке, он украинец! А говорят, что цыгане без национальности…
– Вы музыкант с качественным академическим образованием. Почему решили запеть?
– Я вообще-то еще и танцор. Моя мама говорила: «Сынок, ты будешь шикарным музыкантом, но вот петь… Иди лучше в карты поиграй». Но потом я как-то «размурлыкался». Я первое время действительно работал музыкантом – у Аллегровой на клавишах, у Буйнова, даже в «Коррозии металла» на барабанах играл. Просто всегда хотел петь, начал сам писать песни. Где-то в двадцать восемь лет начал карьеру певца.
– Вас с детства гоняли за «цыганщину». А когда вы поняли, что на этом можно зарабатывать на жизнь?
– Вначале я отработал с артистами высшего эшелона: с Валерием Леонтьевым, Ириной Аллегровой, с Буйновым. Потом в 1996 году приехал сюда и посмотрел, как работает шоу-биз в Украине. Оказался под впечатлением. Конечно, не без сложностей, я ведь сам писал песни, а в Киеве были свои особенности.
– А давайте поговорим про цыган. Я знаю такую историю: в Донецке, когда в мае 2014 года начался захват города, цыгане с оружием в руках встали на защиту своей территории. Сами, без поддержки ВСУ…
– Я знаю эту историю, цыганская почта донесла. Они держали оборону своего поселка целую неделю... Но многим пришлось уехать, они бросили все. Если бы остались, их убили бы. Вы же знаете, фашисты в первую очередь расстреливали евреев и цыган, история повторяется, к сожалению. Вообще, вокруг цыган много мифов, но дыма без огня не бывает. У нас есть касты – это воры, кузнецы, артисты и маги. Это наши четыре основные профессии. Но есть еще пятая, навязанная моему народу извне: торговля. Это очень трагическая ситуация. Чтобы жить в каком-то месте, цыгане идут на сделку с местными боссами. Так исторически сложилось, что нужно договариваться. Торгуют всем, и таким, за что можно шантажировать. Но смелости нам не занимать. Вы знаете, что генерал Ковпак, отчаянный партизан, был цыганом? Об этом не любят говорить, но это так.
– Но боятся цыган не только за отчаянную смелость, но и за магию.
– Цыгане – это самый загадочный народ. Мы же с детства все знаем (смеется). Вот откуда пошел этот обряд – носить много золота? Женщина может надеть золотую булавку от сглаза, а мужчине с такой вещью ходить не пристало. Поэтому он надевает много золотых колец и цепочек, чтобы отвести «тяжелый взгляд». Первый взгляд постороннего человека самый тяжелый, и, чтобы его обезоружить, отвлекают таким образом. Цыгане знают эти таинства. Нужно носить оберег, это важно. Вдумайтесь, цыгане – единственная нация на Земле, которая не имеет своей страны. Мы существуем, пока чтим свои традиции.
– Вы сказали про цыганскую почту. Что это такое?
– Это очень древняя традиция. Цыгане – это же кочевники. Это нужно каждому цыгану: хоть месяц подышать свободой, покататься, покочевать. Это такой кайф. Так вот, новости передавались кочевниками из уст в уста. Абсолютно надежная связь, достоверная и точная. Она только для цыган. Понимаете, если мы будем врать друг другу, то мы исчезнем как нация.
– Что такое цыганская культура?
– Это самая высшая культура! Наша культура – это, первую очередь, уважение к старшим. Если за столом сидит старший, то каким бы ты ни был образованным, богатым, крутым, будешь молчать, пока он тебе не скажет. Наша культура – это мужчина никогда не выйдет к женщине, которая старше, без рубашки. Наша культура – это никогда тебя не бросят в тяжелый момент. Наша культура – это очень эстетичные люди. Потеряешь что-то из этого – и ты потеряешь все.
– Вы сказали, что семья – это все. Вы однолюб?
– Я свою жену Диану знаю с четырех лет. Потом жизнь нас разбросала, но встретились мы снова при роскошных обстоятельствах, благодаря Ирине Аллегровой. Диана – моя доля, моя судьба! Она работает руководителем нашего театра «Цыганские напевы» имени Николая Федоренко, который выступает в ресторане «Двор Голосеевский». Сын тоже работает – я придумал такую систему: за двенадцать баллов я плачу 50 гривен, за плохие оценки штрафую. Сын у меня отличник, поэтому к концу недели у него всегда есть карманные деньги. Мы с женой воспитываем сына в традициях цыганской культуры. Все учителя им восхищаются, ведь он никогда не повысит голос на старшего, очень вежлив. Я горжусь тем, что мой сын – талантливый классический пианист, и он уже пишет свою музыку.
– Возможно, ваш сын выйдет на эстрадную сцену, как и вы. Что это за сцена?
– Главное, чтобы это не было «музыкальным секонд-хэндом». Профессиональная сцена для тех, кто может делать свое. А у нас зачастую нет возможности настоящим талантам пробиться. Если ничего не изменится, скажите, как у нас появится новая София Ротару? Народ сейчас не может отличить талант от музыкального «вторсырья». И именно люди искусства должны «тащить» из тьмы во свет, просвещать и показывать.