Наступает Пасха. В нынешнем году для многих православных она будет «самоизоляционной» – на службы приходить не рекомендуется, а традиционные куличи с яйцами из-за коронавирусного форс-мажора разрешили освящать дома. Но интернет никто не отменял, а по нему можно будет и услышать, и увидеть все пасхальное богослужение. Слово «услышать» первым в этом ряду поставлено не случайно – именно пение играет решающую роль в восприятии церковной службы уже многие века. И секретами церковного «закулисья» с нами поделился непосредственный участник процесса.
Во все времена священнослужители уделяли много внимания созданию атмосферы внутри Дома Божьего, ведь человек, (постоянный прихожанин или просто прохожий, заглянувший в храм из любопытства) должен был ощутить себя в совершенно ином мире, далеком от суеты и рутинных будней. И едва ли не главный вклад для погружения в такую атмосферу привносит церковный хор. Часто он располагается на втором этаже, самих поющих из основной части храма не видно и создается впечатление, будто музыка звучит прямо с небес. Неудивительно, что о певцах сложилось немало стереотипов и заблуждений. Наш корреспондент побеседовал Артуром Дубравским, уже много лет работающим в церковных хорах, о «закулисье» богослужебной музыки и популярных мифах о ней.
– Начнем с «базы». Какое образование необходимо для участия в церковном хоре, и какое получили вы?
– Для церковно-хоровой деятельности вовсе не обязательно иметь диплом. Главное – чтобы ваши навыки соответствовали уровню коллектива, в который вы пришли. Если вы оказались в деревенском храме, хор которого состоит из трех бабушек, то достаточно будет иметь какой-никакой слух, немножко голоса и хоть чуть-чуть координации между ними. А если вы претендуете на место в коллективе посерьезнее, без академического образования долго вы там не продержитесь. И дело не в дипломе, разумеется, а в сложности репертуара и в том, что профессиональные музыканты общаются между собой на сленге, дилетанту не всегда понятном. Впрочем, если по каким-то причинам среди профи «завис» человек без соответствующего образования, у него, при желании, есть шанс немного подтянуться. Разумеется, на один уровень с асами он стать не сможет, но выучить программу-минимум – вещи, которые поются из раза в раз – ему будет под силу.
Я сам тому яркий пример. Много лет назад я закончил музыкальное училище по классу хорового дирижирования, но продвигаться дальше по музыкальной линии (следующая ступень – консерватория, обучение 5 лет, слишком долго) не стал, а занялся тем, чем проще прокормить семью – менеджментом в недвижимости. Сейчас я подрабатываю в церковном хоре с профессионалами из оперного и драматического театров. Это – мужской хор, один из лучших в епархии (церковная территориальная единица – прим. ред.). Разумеется, эти ребята более компетентны, чем я, и те ноты, что они могут легко прочитать с листа, мне приходится брать домой и учить.
– Вы упомянули хор из «трех бабушек». И во многих храмах вместо ангельского пения звучат старческие голоса?
– Тут я, похоже, слишком смело выразился. «Три бабушки» – это стереотип, сложившийся еще в советское время, когда в храмы находились на полулегальном положении, а ходить в них (и уж тем более, петь там) решалось, в основном, старшее поколение, пенсионеры. Разумеется, результат был не особо впечатляющ, но выбирать тогда не приходилось. Да и пели эти люди от чистого сердца, а не за вознаграждение, что уже само по себе похвально.
Сегодня Церковь не испытывает на себе такого давления, и есть возможность набирать кадры покомпетентнее, и их сейчас хватает, например – студенты-музыканты с радостью готовы и подработать, и попрактиковаться.
Внимание качеству пения уделяется не зря. Помните, как князь Владимир веру выбирал? Он отправил своих старейшин в разные страны исследовать местные религии. А когда те вернулись, больше всего позитивных отзывов досталось именно Православию. Потому что оказавшись во время службы в знаменитом храме святой Софии они «не знали, где находятся: на небе или на земле». А ведь во многом такое ощущение у прихожан достигается благодаря хорошему хору, расположенному на балконе.
Хотя, конечно, в маленьких деревенских храмах, до сих пор актуален формат «три бабушки». Но там и атмосфера совсем другая, домашняя: все друг друга знают, а правящий архиерей туда приезжает, разве что, раз в год – в день памяти святого, которому посвящен храм. Нередко, что и профессиональный хор он привозит с собой.
– Получается, как в советские годы, так и сейчас, в отдаленных храмах ощущается нехватка певческих кадров. Не могу не спросить, а почему бы хористов не заменить, каким-нибудь техническим устройством, магнитофоном, например, воспроизводящим ранее записанные песнопения?
– Это невозможно по нескольким причинам. И самая главная – этическая: в храм люди приходят попросить что-то у Бога, или показать ему свою любовь. А когда хочешь любовь продемонстрировать – искусственные цветы не даришь. Только живые. Вот и в церкви звучит живая музыка, каким бы низким не был уровень исполнения.
Еще одна причина – это то, что в процессе службы именно хор должен подстраиваться под священника, а не наоборот. Например, во время пения Херувимской песни (помните, в фильме «Иван Васильевич меняет профессию» один из героев произносит «Иже Херувимы», а это, между прочим, один из самых главных моментов в Литургии), священник должен совершить целый ряд действий, во время которых должны звучать соответствующие части песнопения. Живой хор с этим легко справится, а «фанера», конечно же, нет. Кроме того, некоторые песнопения меняются практически каждый день. Замучаешься их все записывать.
– А как вы оказались в церковном хоре, тоже подрабатывали, обучаясь в музучилище?
– Нет, у меня все наоборот. Не музыка меня привела в церковный хор, а церковный хор – в музыку.
Моя история началась, когда мне было около десяти лет, а музыкой я не интересовался вообще. Тогда в один из храмов нашего города привезли чудотворную икону Божией Матери – Бояновскую. Она стала известной благодаря тому, что на лике Богородицы вокруг глаз выступали капли жидкости – она будто плакала.
Собралось много народу, пришел и я с мамой. Шла служба, я слушал пение, и тут ухо «зацепилось» за один из верхних голосов. Я уловил мелодию, начал тихо подпевать своим еще мальчиковым дискантом (в данном случае имеется ввиду высокий детский певческий голос – прим. ред.). После службы я подошел к одному из священников и без обиняков сказал, что хотел бы петь на клиросе (место для певчих в церкви – прим. ред.).
– И что же он?
– Не помню, как именно он отреагировал: кажется, улыбнулся тому, как малолетний спиногрыз на полном серьезе напрашивается туда, куда кого попало не берут. Но разрешил.
– А как же отсутствие квалификации, и все такое?
– Тут стоит прояснить, что хоры в большинстве церквей делятся на «правый» – как правило, это профессионалы, которых приглашают на торжественный службы и «левый». В последнем обычно задействованы не специалисты, а те, у кого есть возможность приходить в будние дни на рядовые службы. Репертуар там простенький, а от кадров больше требуется знание порядка службы и умение читать на церковно-славянском языке.
В какой-то мере, «левый» – это рай для самоучек: ответственность невелика, спрос тоже, но можно многому научиться. Одна из хористок объяснила мне основы нотной грамотности, я стал разбираться в службе и даже научился читать на церковно-славянском.
Если сначала меня просто терпели, то по прошествии небольшого времени я стал приносить пользу: у меня раскрылся голос: мне легко давался верхний регистр, я пел в верхней партии – в первом сопрано.
Успехи меня вдохновили, я поступил в музыкальную школу – и весь ее семилетний курс обучения прошел за три года. Больше всего я там любил хоровые занятия – мы пели невероятно красивые песни. Кроме того, с первого занятия меня взяли и в сводный хор, и ансамбль, куда обычно принимали после трех лет обучения.
Я так был всем этим очарован, что поступил в музыкальное училище. А вот уже с первого курса я стал в церковных хорах зарабатывать: причем не только пением, но и чтением – ведь чем профессиональнее хор, тем меньше людей в нем знает церковно-славянский. Навык, приобретенный еще в детстве на левом клиросе, оказался весьма полезен.
Дебютом для меня стал первый в епархии мужской хор. Они и сейчас редкость, а тогда был просто раритетом: нас приезжали послушать со всего города.
– Вот вы уже дважды упомянули о мужских хорах, как о чем-то заслуживающим особого внимания. Чем они лучше женских, или, например, смешанных? Только без сексизма, пожалуйста.
– Никакого сексизма. В пользу мужчин тут работает, как минимум, физиология. У сильного пола сильнее легкие, крепче связки, более широкий голосовой диапазон. Мужской хор (при том же количестве людей) звучит гораздо мощнее смешанного, а если добавить к этому обширное церковное музыкальное наследие, разработанное именно для мужских хоров, наша популярность в народе становятся понятной.
Порой, чаще всего по праздникам, к нам подходят люди и просто благодарят за хорошее пение. Это всегда приятно, хотя и не обходится порой без курьезов.
Некоторое время у нас работал Алексей Владимирович, пожилой уже мужчина, заходящая звезда оперного театра. И вот как-то на Пасху регент поручил ему спеть соло в одном из торжественных произведений. В момент исполнения рядом с ним оказался главный шутник коллектива, Сергей. Жестами он призвал «звезду» не скупиться на динамику, а наоборот, еще «поддать жару». Владимирович и поддал, да так, что у ближайших к нему певчих едва не заложило уши.
С точки зрения храмовых правил, и даже с точки зрения академической музыки, так орать было нельзя. Но прихожанам понравилось: тогда к нам подошло как минимум трое людей, высказавших свое восхищение «тем выразительным песнопением»…
– Не понимаю: людям нравится, а правила запрещают, почему?
– В идеале пение не должно быть страстным, ведь само явление страсти уже тяготеет к такой вещи, как грех: в пылу страсти человек может оскорбить, обидеть, или, например, совершить адюльтер. Все это Церковь, разумеется, осуждает.
Потому классическое церковное пение должно быть бесстрастным, располагающим к спокойному анализу своей жизни и поступков. В качестве идеала такого исполнения я бы назвал хор Валаамского монастыря. В детстве, помню, мне попала кассета с его записями, которую я едва ли не до дыр заслушал.
Это тихая и мудрая музыка. Большинство песнопений исполнено в иссонном двухголосии: тянущийся в одном регистре нижний голос, и верхний, который «рисует» мелодию. Яркий образец такого песнопения – «Агни Парфене» (на церковно-славянском – «Марие, Дево чистая»), написанная святителем Нектарием Эгинским (1846-1920 гг.). По легенде, он услышал эту песню от ангелов в тот момент, когда ему явилась Богородица, а потом записал.
Состояние, в которое вводит прослушивание такой, казалось бы, несложной песни, гражданским языком можно было бы назвать медитацией, хотя православные с такой формулировкой не согласятся.
И такое исполнение – редкость, которую можно услышать в некоторых мужских монастырях. В обычных храмах иногда позволяют себе исполнение и более «светской», экспрессивной церковной музыки. Среди композиторов, сочинявших музыку для церкви есть такие великие имена как Чайковский, Рахманинов, Лядов, Бортнянский, Архангельский, Ведель…
Неплохим примером такой «страстной» музыки является «Помышляю день страшный» Александра Архангельского. Эта песня исполняется во время Великого поста, и, при должном исполнении она действительно может напугать.
– Упомянутая вами «Агни Парфене» – это ведь греческое наследие. Много его осталось в современном русском Православии?
– В плане религиозных догматов между нынешней греческой и русской православными церквями существенных различий нет. Про РПЦ можно даже сказать, в ней более ревностно относится к сохранению старого уклада, чем у греков. К примеру, греческим монахам не запрещают курить. Для нас же сам этот факт выглядит дико.
Что до музыкального наследия Греции – оно, разумеется, есть, но уже давно его не так часто и услышишь. Дело в том, что за тысячу лет с крещения Руси появилось множество собственных наработок, как уставных мелодий (их называют «гласы») так и авторских. Думаю, можно говорить о самостоятельной музыкальной культуре в Русской Православной Церкви.
Особый вклад в ее развитие внес регент Свято-Троицкой Сергиевой лавры, архимандрит Матфей (Мормыль). Он разработал культуру пения в церковных хорах, как композитор создал ряд новых литургических песнопений. А когда после перестройки Церковь приобрела легальный статус, во многом именно обработанные им ноты попадали во многочисленные новооткрывшиеся храмы.
– Так, ноты и музыку обсудили, поговорим о людях. Что нужно помимо музыкальных навыков, для того, чтобы попасть в церковный хор. Нужно быть крещенным?
– Нужно, и это, наверное, единственный обязательный пункт. При этом даже у незнакомого человека вряд ли потребуют Свидетельство о крещении. Максимум – спросят, и причина тут не в какой-то халатности священника, а лишь в том, что у нас почти все крещенные. Ну, а если соврал – этот грех останется на твоей совести.
Кроме того, церковное общество построено так, что люди, так или иначе, друг друга знают. Нечастое это явление – появившийся из ниоткуда человек, напрашивающийся на работу в церковный хор. Кроме того, еще во время первой беседы священник определит, насколько человек воцерковлен, и стоит ли его допускать на клирос.
А попав туда, новичок тут же окажется под наблюдением регента, который будет делать выводы: нужен ли ему такой сотрудник, или нет. Бывает, приходит человек очень далекий от Церкви, но быстро учится, вникает в церковные порядки, интересуется тем, что происходит вокруг него, и довольно быстро вливается в коллектив.
– О каких порядках идет речь? Обязательное соблюдение поста?
– Соблюдение постов в Православии – дело добровольное. Если ты поешь колбасы, а на дворе пост – тебя не осудят хотя бы потому, что никто у тебя не будет спрашивать, чем ты питаешься. Это твое личное дело, и отвечать за него на том свете будешь ты.
Если речь идет об общей трапезе при храме (частая практика – после службы все ее участники собираются и принимают пищу), тут, разумеется, все церковные правила будут соблюдены. Если на дворе Великий пост – на столе не будет ни мяса, ни рыбы, ни молочных продуктов.
